Завтра, 1 июня, в День защиты детей, на митинге возле Дома молодежи, они намерены высказать все, что наболело, в адрес властей Приморья. И потребовать исполнения федерального закона о предоставлении жилья детям-сиротам. О том, каково им приходится в жизни — в материале PortoFranko.

Марина Дороганова не любит вспоминать детство. Слишком больно. Она пытается отгородиться от кошмара своего прошлого, но никуда не делась маленькая, белокурая, худющая девчонка, которая, чтобы добыть еду в собственном доме, пролазила в крохотную форточку, которую потом били за это кипятильником, и выгоняли раздетой на мороз… Дети-сироты — это люди, которые испытали слишком многое в этой жизни. И если они не сломались, то теперь — крепче стали. Марина Долганова, один из неформальных лидеров приморских детей — сирот, как раз из таких.

«Все пошли вон!»

— Я не скажу, что она была плохая женщина. Просто мы ей были не нужны, все одиннадцать детей.

Прошло столько лет, но Марина до сих называет свою мать обезличенным местоимением — она.

— Нашего отца она выгнала, нашла себе другого мужчину. А тот поставил ей условие: или я — или дети. Она выбрала его.

Маленькое приморское село Ивановка несколько лет наблюдало, как растут беспризорными былинками дети у непутевой матери. Пять мальчиков и пять девочек, мал мала меньше. Почему сразу не забрали ребят в детский дом — на этот вопрос уже не дождаться ответа. К счастью, был старший брат, одиннадцатый ребенок, ему в ту пору исполнилось восемнадцать, и он, как мог, заботился о малышне.

— Кушали мы то, что добывал старший брат, он огород садил, — рассказывает Марина. — Мне потом рассказали, что нам, как многодетной семье, постоянно оказывали помощь продуктами. Да я и сама помню, что нам коробки приносили, консервы, колбасы. Но она нас этим не кормила, мать. Могла сварить кушать, и сказать, что трогать нельзя: «Это для моего мужчины». Она закрывала дом на ключ, и нам приходилось лезть в форточку, таскать еду у самих себя, какую найдем на кухне. Правда, потом она нас за это хлестала кипятильником, но мы знали, на что идем! Мы все были тощие, маленькие… Я потом, уже взрослой, посмотрела на эту крохотную форточку, и подумала — да как же мы могли в нее пролезть?

Слушаешь Марину, и думаешь, какие бесы бушевали в сердце той женщины, которая родила одиннадцать детей, а потом не только постоянно их била, но могла выгнать всех зимой, на мороз, в одних трусиках и маечках, только потому, что ее сожитель пришел в дурном настроении…

— Она нам просто говорила: «Все пошли вон!», и мы уходили, в чем были, — продолжает свой страшный рассказ Марина. — У нас в селе был дом заброшенный, мы его оборудовали под себя. Там спасались. Старшие братья знали, что выгнать нас могут в любой момент, так они там печку протапливали. Мы бегали по соседям, ели все, кто что даст, даже попрошайничали… Нас часто пинали, говорили, что мы — «дегроиды», и зачем приперлись?.. Господи, не хочу вспоминать такие моменты жизни…

Марина плачет, а я говорю ей, что вспоминать об этом надо. И говорить надо, и писать. Потому что слова — « дети-сироты» — слишком для многих, особенно для чиновников, приобрели некое абстрактное понятие. Дошло до того, что с высоких трибун детей-сирот не стесняются унижать, называя чуть ли не попрошайками. Никто не задумывается над тем, чего стоит прожить такое детство, как у Марины, к примеру. Прожить, выжить, и не сломаться…

Хотя, к сожалению, удается это не каждому. Спрашивается — кто в этом виноват?

«Я ее простила…»

Когда социальные службы, наконец, очнулись, и забрали детей в реабилитационный центр, Марине было 5 лет. На тот момент у нее была гнойная чесотка и педикулез. Отмыли. Накормили. Вылечили. Два года в реабилитационном центре, потом — школа-интернат поселка Кавалерово.

— Мне было все равно, где жить, — продолжает свою невеселую повесть Марина. — У меня не было понятия семьи. Меня кормили, одевали, я уже не голодала, и это было много. Спрашиваете, как было в интернате? Непросто. Интернат — это такое учреждение, где тебя либо уничтожают, либо ты выживаешь. Очень жестокий мир, жестокие сердца, жестокие дети. Воспитатели, которые постоянно напоминают, что мы никому не нужны. Что мы — отбросы общества и все остальное… Но, знаете, я за это даже благодарна. Интернат сделал меня, моих братьев и сестер сильными. Это была жестокая, но хорошая школа жизни. Я не курю, не пью, и все мои браться и сестры не курят и не пьют, живут дружными семьями. Мы стали сильными, другой вопрос, чего нам это стоило…

— Ты говоришь, что простила свою мать? — спрашиваю. — Как тебе это удалось?

— Долго не могла, а потом простила, — качает головой Марина. — Бог мне помог. Знаете, мне бог всегда и во всем помогает…

Марина помолчала и продолжила.

— Мне было 16 лет, когда старший брат сказал — хочу, чтобы мы съездили к маме. Этот человек, мать, был для меня безразличен, как обычный человек с улицы. Но мы приехали… Мы были уже достаточно взрослые девушки. Пришли к нашему дому. Я ожидала увидеть какую-то бичиху, но все оказалось не так… Смотрю — аккуратный дом, огород посажен, курочки бегают. Обычная жизнь обычного человека в селе. Выходит женщина, нормально одетая, на вид не алкашка, только худая очень….Я на нее смотрю, а она мне говорит: — А вы, девочки, свет пришли проверять? А я ей отвечаю: «Ну да, свет пришли проверить. И твою совесть…». Она сразу все поняла. Мы потом узнали, что в то время она уже болела раком. И понимала, что скоро ей умирать. Ей было сорок с чем-то лет, совсем еще молодая женщина…

— Она просила у вас прощения?

— Да, она сказала, что через месяц умрет, и хочет попросить прощения. Расплакалась, и я увидела искренность в ее глазах. Но на тот момент я ее не простила. Сказала ей очень жестоко: разрешаю тебе умирать…. И ушла. Мне было интересно увидеть, где мы жили. Места были интересны, не мать… Когда она умерла, мне это сообщили. И она потом мне начала сниться. Каждый день она являлась ко мне во сне, и просила прощения. Не давала мне покоя. Невозможно было с этим жить… И я начала молиться богу, чтобы он дал мне сил ее простить. Умом я прощала, а сердцем не могла. А ведь самое важное, это жить сердцем. Человек может всю жизнь улыбаться, говорить, что у него все хорошо, иметь хорошую машину, зарплату, бизнес, но если в сердце у него пусто, он будет страдать… Он может быть окружен множеством людей, но будет одинок в душе бесконечно, и не понимать, почему он не может наполниться. А это все может дать только бог…

Я сидела напротив Марины, и во все глаза смотрела на эту юную женщину, такую простую на вид, и такую глубокую внутри. И думала, насколько же она, со своим выстраданным жизнью знанием, счастливее многих из нас…

— Я понимаю, что много людей злых. Но не надо на этих людей обижаться, потому что несчастные они. Нет у этих людей любви в сердце, и это самое страшное. Они пытаются обратить на себя внимание этой своей злостью и ненавистью. Просто их не научили любить. Не показали, что есть и хорошая сторона жизни. Надо уметь любить и прощать. Это круто, на самом деле! — Марина улыбается, и я понимаю, что для этой женщины в жизни мало невозможного.

«Смеялись в лицо…»

Мы встретились по совершенно конкретному поводу: хрупкая Марина одна их организаторов стихийно созданного, пока что неформального движения приморских детей-сирот, которые решили серьезно побороться за свои права.

Марине Дорогановой в этом году исполняется 30 лет. По закону, ей должны были предоставить квартиру еще 12 лет назад, по достижению совершеннолетия. Но в Приморском крае федеральные законы исполняются странным образом. Начнем с того, что когда девушке исполнилось 18, ей никто, никакой социальный педагог, не объяснил, что она имеет право на квартиру от государства! Узнала она об этом случайно. Еще несколько лет ушло на войну с сельсоветом деревни Ивановки. Местные чиновники очень серьезно считали, что все одиннадцать детей-сирот должны жить в разрушенном доме, оставшимся после смерти биологической матери. Чиновникам было плевать, что общая площадь дома равнялась 38 квадратам. Что там не было ни окон, ни дверей. Что печь была разрушена, а дом, за годы заброшенности, пришел в явно непригодное для жизни состояние.

— Ты все равно ничего не добьешься! Где прописана, там и живи, — так говорили мне в сельсовете, и смеялись в лицо, — вспоминает Марина. — А я им тогда ответила: знаете, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

За свои деньги она, тогда студентка ДВГТУ, заказала экспертизу, и дом признали непригодным для жилья. Каким чудом Марина Дороганова сумела закончить университет, институт автоматики и передовых технологий — это отдельная история.

— Это божье чудо, не иначе, — улыбается Марина. — Как я выучилась, не понимаю. Я занимала, потом подрабатывала, отдавала. Мне же главное было — на еду и на дорогу… Где-то голодом сидела. У меня была цель — реализовать себя в жизни, чтобы у меня было будущее. И я это сделала. Я очень целеустремленный человек в жизни. И если у меня есть цель, я ее достигаю.

— Когда начала верить в бога?

— В семь лет меня впервые за руку отвели в церковь. Но в детстве я всерьез это не восприняла. Только потом я поняла, что кроме бога мне никто в этой жизни не поможет. И правда, он творит такие чудеса в моей жизни, какие никому больше не под силу… Например, только Бог мне помог, когда я полюбила, родила ребенка, и осталась потом совсем одна…

Жестокая проверка

Судьба решила сыграть с этой девушкой злую шутку. Или, возможно, это была проверка. Жестокая, но окончательная. Человек, которого Марина любила, и от которого ждала ребенка, поставил ее перед выбором — или он, или дитя.

— Он сказал, что ребенок ему не нужен. Так же, как маме условия поставили, так и мне. Я выбрала ребенка. Хотя совсем не понимала, на что буду жить…

Ей было тогда 24 года. Она закончила университет, не было ни работы, ни жилья. И помощи родных тоже не было. Обычная история для детей-сирот. Положенного ей с 18 лет жилья от государства не было и в помине. Вот на этом этапе, который проходят практически все выпускники детских домов, многие ломаются. Или избавляются от детей, прерывая беременность, или оставляют новорожденных в детских больницах, обрекая их на ту же долю, которую прошли сами…

Марина не сломалась. Дочку в больнице не оставила — даже мыслей таких никогда не было. На что жила — лучше не вспоминать. Пособие матерям-одиночкам у нас «роскошное» — целых три тысячи двести рублей! Хватит на три пачки памперсов. Или на полтора дня детского питания, если ребенок отказывается от груди…

— Как я выкормила ребенка, до сих пор не понимаю. Было очень тяжело. Я не бичевала, не занималась проституцией, я просто воспитывала ребенка. Бог мне давал тех людей, которые мне помогали. И так происходит каждый раз, когда мне нужна помощь. И сечас помогают, по квартирам, которые нам, детям-сиротам, положены по закону. Мы сейчас серьезно за этот вопрос взялись, обязательно доведем его до конца. Даже не ради себя, а ради наших детей. Моей дочери сейчас шесть лет, а она мне уже говорит, как взрослая: мама, хочу свой дом. Надоело с места на место переезжать, и друзей у меня нет. Как я в школу пойду, если мы постоянно с места на место переезжаем?..

Марина платит за съем квартиры 22 тысячи рублей. Зарабатывает 20.

— Это очень мало, но я не могу найти работу по специальности, потому что дочка постоянно болеет. В организме не хватает ферментов, и мы часто лежим в больнице, на капельницах, — рассказывает Марина. — Поэтому я пока работаю в частном детском саду нянечкой, там ко мне хорошо относятся и входят в положение. Выживаем мы за счет отца мой дочери, спасибо ему огромное. Слава богу, этот человек многое понял в жизни, и сейчас нам помогает, занимается с дочкой. Я его отпустила и простила, не обижаюсь на него и не злюсь. Спасибо ему за то, что у меня такой прекрасный ребенок… А квартиру, мне положенную, я все равно добьюсь.

Квартир нет, как не было

Еще в 2013 году Марине Дорогановой, после ее борьбы с сельсоветом Ивановки, выдали документ, где говорится, что она поставлена на специализированный учет, и ей положена квартира. Разумеется, квартиры ей не дали. Три года назад Марина написала заявление в прокуратуру, подала иск в суд, и выиграла процесс. С 2015 года у нее на руках решение суда, обязывающее предоставить ей жилье. Однако квартиры нет, как не было.

Ситуация с Мариной Дорогановой — не единична. Примерно в таком же положении находятся тысячи детей-сирот Приморья.

— Мы поняли, что никто нам не поможет, кроме нас самих, — говорит Марина. — С этого года начали ходить по чиновникам. Никто не отвечает на наши вопросы! Все говорят: нет денег и земельных участков! Не выделяет государство. Но ведь это неправда! У меня есть ответ из прокуратуры — каждый год на жилье детям-сиротам выделяются колоссальные деньги. Где они, все деньги?

Хороший вопрос, на который в Приморье год за годом ищут ответ надзорные органы, возбуждая периодически уголовные дела в отношении ответственных чиновников. Однако даже порушенные карьеры никого не пугают, и не помогают в решении проблемы.

Если же квартирный вопрос детей-сирот и начинает решаться, так все, в итоге, выходит боком. Взять хотя бы два дома в селе Покровка, которые недавно, с шумом и помпой, сдали. В итоге вышел очередной скандал. Построили жилье, натурально, в чистом поле, на рисовых чеках, куда невозможно добраться, и работы поблизости просто нет. Но дело не только в этом.

— Я бы не поехала в Покровку, потому что там сейчас детский дом номер два, — говорит Марина Дороганова. — Нельзя детей-сирот селить всех вместе, неправильно это! Понимаете, когда человек выходит из интерната, он оказывается с этим миром один на один. Никто не помогает! Нет социализации. В итоге есть те, кто ломается, и ведут потом аморальный образ жизни. Поэтому нельзя строить квартиры только для детей-сирот. Мечтаю жить в обычном доме, с обычными семьями, чувствовать себя таким же полноценным человеком, как и все. А не так, что попасть в детский дом номер два.

Марина и ее товарищи больше не намерены молчать. 1 июня, в День защиты детей, на митинге возле Дома молодежи, они намерены высказать все, что наболело, в адрес краевой власти. Потребовать исполнения федерального закона о предоставлении жилья детям-сиротам.

— Мы начнем с митинга, — говорит Марина Дороганова. — И пусть краевые чиновники не думают, что мы на этом остановимся. Нам нечего терять. Даже до Москвы докричимся!

Справка. В сводном списке детей-сирот на 19 июня 2017 года числились 6552 человека. Из них 5125 достигли совершеннолетия и имеют право на получение жилья. В ближайшее время список обновят, ожидается, что очередь нуждающихся в жилье увеличится на 400 человек. Законодательное собрание Приморья приняло в первом чтении закон о компенсации аренды жилья для детей-сирот. По этому закону, за съем квартир детям-сиротам положена компенсация в 5000 рублей во Владивостоке и 3000 рублей в районах края. При этом средняя цена аренды однокомнатной квартиры во Владивостоке составляет 20 тысяч рублей.

(Продолжение темы в материале "Но вы терпите!"

Лада ГЛЫБИНА

Фото Игоря НОВИКОВА, Александра САФРОНОВА и Юрия МАЛЬЦЕВА